КАНУН СЛАВЯНСКОГО СЪЕЗДА 1867 Г.:

ТРАКТАТ Л.ШТУРА «СЛАВЯНСТВО И МИР БУДУЩЕГО»

Г.В.Рокина

В зарубежной и отечественной литературе долгие годы не прекращаются дискуссии по поводу трактата лидера словацкого национального движения прошлого века Людовита Штура (1815-1856) «Славянство и мир будущего». В них обсуждались в основном три его аспекта: датировка данного сочинения, его авторство и причины написания этого «яркого панславистского призыва к славянам'». Основные проблемы зарубежной и отечественной «штурологии», сформулированы в одном из первых сборников, посвященных личности и творчеству словацкого патриота. Среди них: изучение философской основы его мировоззрения, роли в словацком национальном движении, его поэтической, педагогической и публицистической деятельности². В этой многообразной работе особое место занимала тема «Штур и Россия», в рамках которой исследовались история создания, публикации и последущего воздействия на умы современников одного из наиболее нашумевших сочинений Штура «Славянство и мир будущего». Именно эта тема стала для историков-славистов наиболее дикуссионной, по-разному трактуемой в различных политических обстоятельствах, менявшихся в России и славянских странах на протяжении более чем ста лет.

Впервые трактат Л.Штура был опубликован в 1867 г., накануне Славянского съезда в Москве. В примечании к изданию русский славист В.И.Ламанский писал: «Сочинение это с необычайной ясностью ставит и разбирает

самые коренные и жгучие вопросы относительно всех славянских племен без изъятия. В истории так называемого панславизма оно займет, по своему содержанию и изложению, гораздо более почетное место, чем наделавшая в свое время столько шуму в средней Европе знаменитая брошюра родоначальника новейшего панславизма, словака же, Я.Коллара «О литературной взаимности славян»³. В.И.Ламанский, укоряя русскую общественность за невнимание к западным славянам, и в первую очередь к словакам, предполагал, что публикация сочинения Л. Штура, «преследуемого мадьярами и немцами за его любовь к России», искупит прежнее «бессердечное равнодушие и тупое невнимание к этому доблестному мученику и красноречивому проповеднику славянской идеи».

Второе издание трактата Л.Штура в России было осуществлено в 1909 г. Предисловие к нему написал К.Я.Грот, а обширную вступительную статью Т.Д.Флоринский. Они ставили это произведение в один ряд с такими известными в России и в славянском мире трудами как «Три мира Азийско-Европейского материка» В.И.Ламанского, «Россия и Европа» Н.Я.Данилевского, сочинениями первых славянофилов - К.С.Аксакова, А.С.Хомякова, братьев И.В. и П.В.Киреевских⁴.

Редактор публикации К.Я.Грот отмечал, что первое издание в силу того, что было напечатано в «малораспространенном ученом периодическом издании», осталось недоступным широкому кругу образованных читателей и не получило известности в России. «Извлечь из журнальной пыли и незаслуженного забвения эту «вдохновенную «лебединую песнь» великого славянина и тем закрепить за ней почетное место в нашей литературе - особенно своевременно теперь, в дни нового заметного подъема у нас славянского самосознания, быть может накануне нового всеславянского съезда в России»⁵.

Издатели и редакторы русского перевода трактата не сомневались в авторстве Штура, указывая лишь на то, что дата написания его «колеблется между 1850-1855 гг»⁶.

Что касается определения характера сочинения Штура и его места в формировании и развитии славянской идеи, то во втором издании нет даже упоминания о его «панславистском содержании», о котором так настойчиво писал В.И.Ламанский. К.Я.Грот относит трактат Штура к ряду лучших произведений славянской мысли, «раскрывающих внутреннюю сущность характера и быта, духовный строй и нравственную ценность..., народную душу славянской расы», а также «выясняющих культурно-историческое место и мировое призвание славянства во главе с Россией среди других наций и культур». Идеи Штура, признанные русскими славистами в середине 1860-х годов панславистскими, в начале XX в. связываются уже с культурно-историческим призванием славянства и России. Во многом новая расстановка акцентов при общей характеристике сочинения Штура была связана с эволюцией самого термина панславизм в европейском и российском общественном мнении.

Что значил панславизм для славян Австрийской империи в середине XIX в., лучше всего определил сам Л.Штур в своем знаменитом очерке «Панславизм и наш край». Панславистская «горячка» касалась всех сторон жизни славянина, и особенно словака в Северной Венгрии. «Кто стремился обустроить наши жалкие словацкие школы - панславист; кто издал книгу для нашего забитого народа - панславист; кто основал для нашего жизненного блага - панславист; всюду тайные планы вынашивают панслависты..., кто отважился просто говорить о словацком народе - панславист»⁷.

В российском общественном мнении термин панславизм не всегда имел политическую окраску и означал , в одних случаях, объединительное движение славян в культурной и духовной сфере (так называемый литературный панславизм, о котором писал А.Пыпин), а в других - предполагал русское центростремительное начало (политический панславизм, возникший, по мнению большинства исследователей самого различного толка, во время революции 1848 г.). В середине 1860-х годов, когда В.Ламанский смело отнес сочинение Штура к панславистским, эта характеристика в России не имела негативного смысла. После поражения в Крымской войне и кончины Николая I, славянский вопрос в российских официальных кругах начинает обсуждаться более или менее открыто. Поиск союзников в Европе вынудил обратить внимание на «славянских братьев», серьезно отнестись к различным панславистским проектам лидеров западно-славянского движения. Успехи славянофилов: их публицистическая и практическая деятельность, организация Славянских комитетов - все это является показателем легализации славянского вопроса в России. Термин панславист в этот период все более ассоциируется с термином патриот. Первые славянские материалы в российской периодической печати 20-40-х годов XIX века, успехи славяноведения, организация славянских кафедр в российских университетах, пропагандисткая деятельность М.П.Погодина, С.П.Шевырева, И.И.Срезневского, О.М.Бодянского, путешествия российских интеллектуалов в славянские земли - все это принесло реальные плоды уже в середине 60-х годов. В новых внутри- и внешнеполитических условиях панславистские тенденции, ранее характерные лишь для отдельных направлений узко-специальных славистических дисциплин, все более широко проникают в российское общественное мнение.

С другой стороны, сочинение Штура в российской историографии иногда оценивалось как славянофильское. При этом не делалось никакого принципиального различия между славянофильством и панславизмом. Именно такой точки зрения придерживался известный русский историк, литературовед, публицист А.Н.Пыпин. В работах «Панславизм» и «Панславизм в прошлом и настоящем» он среди прочего дает оценку панславизма Л.Штура. «Из западнославянских публицистов едва ли не один Штур имел о славянском вопросе понятия, очень близкие к понятиям наших славянофилов; он даже полнее и яснее, чем они, высказал свои планы славянского объединения», - писал А.Н.Пыпин в 1878 г.⁸. А еще ранее в одной из статей в «Вестнике Европы», рассуждая о будущности славянства, он связывал

ршение славянского вопроса с неизбежностью прогрессив-дГрс преобразований в самой России, развивая тем самым основные мысли трактата Л.Штура⁹.

Говоря о сходстве идей Штура со славянофильскими, а д.Пыпин отмечал, что «по отношению к России Штур _не мог сойтись с чешскими политиками, и, действительно, он - настоящий панславист.., притом панславист с русской точки зрения. Только наши славянофилы так прямо и категорично становились против Европы, как это делал Штур»¹⁰. Русский ученый относил сочинение Штура «Славянство и мир будущего» к одному из самых важных и «любопытных фактов» в литературе панславизма. Действительно, сочинение словацкого патриота, является чуть ли не единственным в то время столь откровенным документом апологии русского панславизма, призывом к объединению славян вокруг России.

А.Н.Пыпин оценивал значение трактата Штура с точки зрения русского либерализма конца 70-х годов. Сравнивая свое время с 1830-ми годами, когда в Европе впервые возникло пугало панславизма, русский критик высказал мысль, которая, на наш взгляд, очень точно отразила суть этого понятия: «Опасности панславизма» - только политическая уловка, за которой просто скрывается вражда к России. Что Россию «не любят» в Европе - это известно»». Определение панславизма как стремление славянского мира к объединению под предводительством России, по мнению А.Пыпина, была дано в 30-е годы европейскими публицистами. По своей же сути возникновение панславизма в период возникновения национальных движений в Европе начала прошлого века, со времени сербского восстания, не могло иметь иного смысла, кроме стремления славянского мира к объединению¹². Уже после первой публикации «Послания к славянам с берегов Дуная» в 1867 г. у некоторых славянских авторов возникли сомнения в подлинности авторства Штура, говорилось о возможном сочинении этого трактата в России. Такое предположение было естественно, так как еще со времен революции 1848 г. в Вене и Славянского съезда в Праге, Штур был известен как противник имперской политики, искренний демократ. Открытое подозрение в фальсификации трактата было высказано польским автором А.Гиллером в работе 1876 г.¹³. Неоднократно свои сомнения в подлинности авторства Штура в русском переводе приписуемого ему трактата высказывал известный словенский славист М.Мурко¹⁴. Долгое время поисками автографа рукописи Штура занимался чешский ученый и педагог И.Ирасек¹⁵.

Трактат Штура благодаря популяризаторской деятельности В.И.Ламанского, О.М.Бодянского, а позже А.С.Бу-диловича и Т.Д.Флоринского был хорошо известен в российских ученых кругах. Впервые обзор откликов на сочинение Штура был дан в работе советского слависта О.Малевича в 1959 г.¹⁶, позже к этой теме обращались словацкий историк В.Матула¹⁷ и профессор МГУ Л.П.Лаптева¹⁸.

Уже в 1867 г. в журнале «Отечественные записки» была опубликована обширная рецензия на сочинение Штура под названием «Панславизм и Людевит Штур», подписанная инициалами Д.Д.¹⁹. Автор рецензии относит трактат к современной политической литературе общеевропейского масштаба, отмечая, что он выступает здесь не только как справедливый судья внутренних отношений славянского племени, но и суровый критик западноевропейской политической и общественной жизни. Характер рецензии дает основание предположить, что ее автором был кто-то из словацких последователей Л.Штура.

Еще раньше в 1865 г., в «Обзоре истории славянских литератур» А.Н.Пыпина и В.Д.Спасовича был дан краткий очерк творчества Л.Штура²⁰, материалом для которого послужила статья из «Русской беседы» 1860 г.²¹. Эти работы были основными источниками для русских читателей толстых журналов о личности и творчестве Л.Штура до появления трактата в России. Опубликованные рецензии на сочинение словацкого патриота подробно перечислены в названной работе О.Малевича. В этих откликах Штур, проявивший столь откровенную для многих

«

современников надежду на помощь России в решении славянского вопроса, однозначно был представлен как панславист. История появления трактата в России, его перевода, а позже и установления точной датировки была описана в современных исследованиях названных авторов, и, в первую очередь, в статьях В.Матулы. В работах 1950-х годов, посвященных истории создания и публикации названного трактата в России, словацкий историк выделял три этапа формирования славянской идеи у Л.Штура: от увлечения колларовской концепцией всеславянства (1830-е годы) через формирование национально-политической программы и борьбы за самостоятельный литературный язык словаков (1840-е годы) к реакционному панславизму начала 1850-х годов²². Одним из источников формирования славянского мировоззрения Штура В.Матула совершенно справедливо считал отношение словацкого патриота к России. Оно менялось в зависимости от исторических обстоятельств (например, подавление польского восстания 1830 г.), личных встреч с русскими учеными и общественными деятелями (М.П.Погодин, И.И.Срезневский, Н.А.Ригельман, Ф.В.Чижов), а также успехов или неудач словацкого национального движения, и в итоге привело Л.Штура к политическому панславизму, в котором в начале 50-х годов, после поражения словацкого движения в ходе революции 1848-1849 гг., он видел единственный способ решения славянского вопроса.

На основании многолетних изысканий В.Матулы сегодня можно подробно восстановить историю написания и публикации трактата, которая в историографии до недавнего времени была представлена недостаточно полно, а порой и противоречиво.

Известно, что В.И.Ламанский впервые познакомился с трактатом Л.Штура во время своей научной командировки в славянские земли 1862-1864 гг. Тогда у него и возникла мысль перевести на русский язык текст рукописи, чтобы с ним могла познакомиться широкая славянская и неславянская общественность. В письме к П. АБессонову от 18 сентября 1862 г. он писал: «Мои друзья словаки мне дадц автограф Штура, что-то вроде его завещания славянскому миру. Исключительно выдающаяся вещь. Зимой я ее переведу и пошлю Вам в Москву для публикации. Здесь I много глубоких мыслей о всеобщей славянской истории I и роли России, о характере православия»²³.

Эти намерения В.Ламанскому не удалось осуществить в начале 60-х годов. Лишь в статье «Из записок о славянских землях» , опубликованной в «Отечественных записках» в 1864 г., он использовал некоторые идеи из трактата для подтверждения своей мысли о необходимости утверждения русского языка в качестве всеславянского литературного языка, процитировав достаточно обширный пассаж из этого «еще неизданного сочинения незабвенного Штура»²⁴.

Текст трактата Штура В.И.Ламанский в 1863 г. послал издателю газеты «День» И.С.Аксакову, который пролежал у него два года без особого внимания. Это опровергает мнение А.Н.Пыпина о схожести идей Штура со взглядами славянофилов. По мнению словацкого историка Т.Ивантышиновой, в первой половине 60-х годов славянский вопрос для славянофилов не был столь актуальным, как во время Славянского съезда, и по своему содержанию отличался от концепции, разработанной в трактате Штура. В письме, которое Т.Ивантышинова приводит в своей книге, И.С.Аксаков объяснял В.И.Ламанско-му, что «такая по внешнему виду немецкая» рукопись (она была написана немецким швабским письмом) не вызвала интереса в редакции²⁵.

Ламанский поспешил забрать у Аксакова рукопись сочинения Штура только с началом подготовки Всероссийской этнографической выставки и Славянского съезда в Москве в мае 1867 г. Первоначально русский ученый предполагал одновременное издание трактата на русском и немецком языках. Для этого он послал рукопись в Германию Я.А.Смолеру, деятелю культурно-национального возрождения сербо-лужичан, редактору журнала «Zentralblatt fur slawische Literatur und Bibliographie», издававшегося в Будишине. Однако эта попытка оказалась неудачной, как и другая - опубликовать трактат на немецком языке в Санкт-Петербурге. В итоге удалось напечатать перевод трактата на русский язык в малодоступном широким кругам журнале «Чтения в императорском Обществе истории и древностей российских». В.Матула сообщает о восьми неосуществленных попытках публикации трактата _в XIX - начале XX вв. в России и Словакии.

Словацкий историк также установил, что накануне второго издания трактата Штура в 1909 г. в России находилось два оригинальных текста: один - немецкий автограф Л.Штура, ранее находившийся у М.Ф.Раевского, который в результате многочисленных дарений перешел к П.В.Петрову; другой - с которого был сделан перевод В.И.Ламанского. После публикации второго издания трактата Л.Штура П.В.Петров в журнале Министерства народного просвещения выступил с рецензией, в которой указал на разночтения в переводе Ламанского с немецким автографом Штура. Он предлагал к 100-летнему юбилею словацкого патриота (1915) издать трактат (параллельно на немецком и русском языках) с указанием всех отличий в обоих изданиях от оригинального авторского текста²⁶. К сожалению, такое издание в России не состоялось. В 1931 г. Й.Ирасек, получив копию немецкой рукописи от К.Я.Грота, опубликовал ее на языке оригинала в Братиславе , снабдив текст указаниями на разночтения в двух русских изданиях²⁷.

В 1993 г. в Братиславе впервые на словацком языке вышло полное издание сочинения Штура (перевод А. Бжоха с издания на немецком языке Й.Ирасека 1931 г.)²⁸. По сути дела, это первое словацкое издание трактата, вызвавшее широкий резонанс в научных кругах Словакии и дискуссии вокруг вступительной статьи С.Бомбика.²⁹ Ее автор считает сочинение Штура его «духовным завещанием» словацкому обществу, утверждая, что в трактате свое логическое завершение получили все его историко-философские представления и общественно-политический опыт. Ответ на вопрос, какие причины побудили напи-

сать этот трактат протестантского интеллектуала, мировоззрение которого основывалось на ценностях западной культуры, «прийти к такому безоглядному отрицанию Запада и экзальтированному преклонению перед Востоком», С.Бомбик находит в штуровской концепции истории³⁰.

Что касается времени написания сочинения Штуром, то здесь существовало две версии, выдвинутые В.Мату-лой на основе многолетних архивных изысканий. В эпистолярном наследии протоиерея М.Ф.Раевского, известного поборника и организатора русско-славянских связей, словацкий историк обнаружил в 1965 г. 14 ранее неизвестных писем Л.Штура³¹. В одном из них ( от 30 июня 1855 г.) Штур писал Раевскому о желании послать некоторые свои рассуждения о современном положении и будущем Западной Европы и славянского мира (в дихотомии Восток-Запад) ведущему выразителю «славянского духа» в России - великому князю Константину Николаевичу, младшему брату нового царя Александра II, вступившего на престол в феврале этого же года. Долгое время в литературе именно эти факты считались решающими при выяснении повода написания трактата Штуром. Исторические обстоятельства периода Крымской войны, политическая оттепель, связанная с началом царствования Александра II - все это во многом объясняло стремление словацкого патриота вступить в диалог с российской властью. Таким образом, получалось, что трактат был написан не ранее 1855 г. и стал предсмертным посланием Штура, умершего в 1856 г.

Впоследствии В.Матула нашел новые факты, позволяющие уточнить датировку написания трактата Штура. Впервые результаты этих исследований были опубликованы им в 1990 г.³², а полное изложение выводов словацкого историка дано в публикации материалов международной научной конференции, посвященной 140-летию со дня смерти Л.Штура. (Конференция проходила в Словакии в январе 1996 г.)³³. Исследователю удалось убедительно доказать, что трактат был написан Л.Штуром весной 1851 г., о чем свидетельствует собственноручная надпись Штура на титульной стороне автографа, а также некоторые факты из его писем митрополиту И.Раячичу от 28 апреля 1851 г. и протоиерею М.Ф.Раевскому от 20 июля 1853 г.³⁴.

В связи с уточненной датировкой трактата меняется и мотивировка его написания. В.Матула считает, что «в своем историко-политическом трактате Штур изложил основные актуальные общественные и политические проблемы своего времени, старые и новые, те, которые возникли в связи с поражением буржуазно-демократической революции 1848-1849 гг., и стремился их разрешить. Он сделал это на уровне общественно-политической мысли своего времени, исходя из своей философско-историчес-кой концепции, личных знаний и опыта, а также как политик, чувствующий ответственность за последующую судьбу своего и других славянских народов и ищущий в новой политической ситуации новые средства и способы для обеспечения их более счастливой жизни и новую концепцию их общественно-освободительной борьбы»³⁵.

Это осторожное заключение словацкого исследователя очень точно отвечает на вопрос, который задавали себе многие отечественные и зарубежные историки: почему Штур решил написать этот трактат, каким образом от своих демократических убеждений он перешел к панславистской ориентации и более того - высказывал панславистские взгляды столь откровенно, что превзошел многое из того, о чем писалось в славянофильских изданиях. Объяснением эволюции взглядов словацкого патриота, действительно, может служить лишь вынужденная тактика национального политика в условиях поражения революции и поиска сильного и независимого союзника, которым в то время для славян могла быть только Россия. Такая политика, по мнению В.Матулы, «формировалась в связи с аналогичными действиями ведущих деятелей других несвободных славянских народов, которые , так же как и Штур, после подавления революции и поражения в Вене искали так необходимую для них благожелательную защиту и созидательную силу. И они находили ее в самом многочисленном славянском народе и его независимом государстве - в России. Именно поэтому Штур решил обратиться к своим славянским братьям, и, главным образом, к России, с «посланием с берегов Дуная», которое он подготовил на основе своих многочисленных предыдущих работ, а также материалов к всеобщей истории славянства, над которой работал в последние годы жизни»³⁶.

В то же время можно лишь предполагать, что для Штура эта славянская концепция была проектом политического освобождения славян, для осуществления которого необходимо утвердить русский язык в качестве всеславянского и перейти в православие. Что касается будущей модели политической организации славянского мира, предложенной Штуром, то у исследователей нет других источников, кроме трактата, по которым можно было бы ее воссоздать. По мнению В.Матулы, главной целью написания этого трактата для Штура было убедить официальные круги российской державы вести более выгодную политику для зависимых славянских народов, которые, разочаровавшись в своих надеждах, возлагаемых на революцию 1848-1849 гг., искали новые перспективы, вырабатывали новые концепции своей национально-освободительной борьбы. В определенной мере эта оценка цели «послания» Штура совпадает с позицией его первого издателя - В.И.Ламанского, который писал в предисловии, что трактат должен изменить равнодушное отношение российского общественного мнения к западным славянам.

Таким образом, в современной литературе о Штуре однозначно найдены ответы на два вопроса: когда был написан трактат «Славянство и мир будущего» и был ли его автором действительно Штур. Что касается мотивов его написания и роли в последующем развитии словацкого национального движения, то здесь существуют различные мнения авторов, расценивающие трактат или как политические маневры, или как духовное завещание Штура³⁷.

В данном случае совершенно очевидна необходимость обращения к тексту сочинения Л.Штура, изложение его основных постулатов и идей.

По форме и изложению «послание» Штура, написанное на немецком языке, является тщательно продуманным историческим и политическим трактатом. В определенной мере эта форма созвучна с трактатом другого словацкого патриота, оказавшего влияние на формирование славянского самосознания Штура - Я.Коллара ³⁸. Правда, в сочинении Коллара рассматривалась лишь одна из сторон славянской жизни - идеология. Но и в том и другом трактате - основной постулат построения доказательств необходимости славян объединиться - или на основе литературной взаимности, или в политическом союзе под эгидой России, - исходит из посылок об исторической общности славянского мира, неизбежность гибели западного общества и объединительном начале России.

Штур начинает с характеристики положения современного ему славянства, разъединенного, порабощенного чужими народами. При этом он сам так определяет главную цель сочинения: «Выслушайте эти речи; цель их - взаимное соглашение между всеми нами, братья... Мы еще никогда не сговаривались, но за то никогда и не действовали сообща, между тем как мы все, родные братья, испытали одинаковую судьбу и наследуем одно и то же будущее»³⁹. При этом он предупреждает своих читателей, что «идея славянская раскрывается здесь впервые с такой откровенностью, да не пугаются слабые души прямоты нашей речи!»⁴⁰.

Причину жалкого настоящего положения славянства Штур видит прежде всего в его разобщенности. «Мало того, что славянский мир от своих злосчастных разделений и раздоров представляет теперь по большей части одни развалины..., славяне... забыли о своем общем происхождении и тем самым погрузили в глубокую тьму забвения все узы родства и братского единения»⁴¹. Штур сожалеет,что вследствие особенностей народного духа и условий патриархального народного быта, славяне не сумели и не успели создать единого сильного славянских) государства. «Совершенное исключение составляют русские, и при том в высшей степени замечательно, что не сами славяне закладывают русское государство и с самого начала развивают всеподчиняющую силу, объединяющую разрозненные части в одно великое целое, а чужеземцы - германские норманны. Эта изчужа привитая Руси сила принялась в способном русском народе и перешла в наследство к носителям высшей в нем власти»⁴².

Другая причина современного бедственного положения славянства, по мнению Штура, состоит в принятии западно-славянскими ветвями римского католицизма, привязавшего их к чужому религиозному и политическому центру. В отличие от Коллара он считает, что племенное родство не могло стать главным связующим началом для славян: «Нашим племенам недоставало... объединяющих и возвышающих идей. Племенное сродство не есть такая идея: оно даже было бессильно удержать племена от несогласия и раздоров. Часто разделяются братья из одной семьи, и тем чаще это бывает с племенами, которые в течение времени и по дальности расстояний отчуждаются друг от друга в нравах, языке и различных учреждениях»⁴³. Таким связующим звеном для славян могли стать, в его представлении, религия и церковь. Однако, по мнению Штура, католическая церковь в ходе своей истории показала неспособность к этому. «Религия исчезла из сердца людей», и в этом повинна сама церковь⁴⁴.

Штур дает историко-философский обзор истории западного общества, рассмотрев начала, на которых оно построено, и причины, приведшие к современному кризису. Его суждения о Западе очень резки и в определенной степени прямолинейны, что, впрочем, соответствует жанру сочинения. «Пагубные направления в области веры и церкви параллельны на Западе разрушительным стремлениям в государстве и гражданском обществе», - заключает Штур⁴⁵. К этим негативным «стремлениям» автор относит социалистические и коммунистические идеи. В исторической литературе уже отмечалось, что именно критика коммунизма стала одной из причин того, что трактат Штура не издавался ни в ЧССР ни в СССР⁴⁶.

Характеризуя современные ему коммунистические идеи Г.Бабё'фа, К.А.Сен-Симона, Ш.Фурье, П.Ж.Прудо-на и Э.Кабе, Штур видит в них опасность того, что «обещая доставить каждому одинаковое право, он (коммунизм. -Г.Р-) учиняет не только величайшую неправду относительно всего гражданского общества, но каждому заранее определяя собственность или, по крайности, обеспечивая ему доход, он совершенно уничтожает всякое личное стремление и самоопределение, всякий сильный порыв и соревнование..., этим обращает всех и каждого в решительных эгоистов, прекращает всякое развитие и обращает человеческое общество в рабочий дом и фабрику, в которой все люди заняты своими работами»⁴⁷. И далее Штур предрекает обществу, построенному на идеях Бабёфа, мрачную жизнь и деспотизм. «Всякое коммунистическое правление неизбежно должно придти к тому же самому итогу, потому что каждый коммунизм призывает грубую, чувственную, себялюбивую толпу к владычеству»⁴⁸. Эти впервые приводимые в отечественной литературе после 1917 г. цитаты из трактата Штура прекрасно объясняют причины того, почему он не переиздавался в социалистической Чехословакии и советской России.

В противоположность разлагающемуся Западу Штур указывает на Восток - «там на дальнем Востоке, там широко раскинулся народ славянский, там народ будущего Г*⁴⁹. Одними из главных черт русского народа, которые отмечает Штур, и на которые он, судя по всему и рассчитывал, когда писал это «послание» - гуманизм и благородство. «Как глубоко проникнуто славянское сердце любовью к человеку, видно из поведения русского войска в последние походы. Эти мужественные люди всем встречным беднякам раздавали, без всякой с их стороны просьбы, все, что у них было съестного, с особенной любовью ухаживали за сиротами-детьми и многих из них увели с собой домой. Отсюда распространяется поляками молва об уводе русскими детей из Варшавы, по усмирении польского мятежа. Русские офицеры, наказав, по военной необходимости, деревни, нападавшие на войска с тыла, полными руками бросали деньги несчастным, доведенным до отчаяния мадьярским женщинам. Московские купцы кидаются в кибитках, едущим с поляками, ссылаемыми в Сибирь, и дарят им на долгий, тяжелый путь одежду, денег и прощаются с ними с состраданием. И сам царь, строго карая государственных преступников, всегда поступает человеколюбиво и великодушно с их несчастными невинными родственниками. Отцу Пестеля он дарит сумму, достаточную на всю его жизнь, а вдове Рылеева назначает пожизненную пенсию»⁵⁰.

Эти примеры благородства русских, приводимые в «послании», открывают для тех, кто пытае.тся„выяс-нить причины написания трактата еще одну сторону -психологическую. Штур, оказавшийся после революции 1848-1849 гг. не удел, несмотря на свое активное участие на стороне австрийских властей, видевший, что их противники - венгры по-прежнему остаются у власти, переживает тяжелый душевный кризис. В этом состоянии все прежние рациональные построения, которые были характерны для политических программ и заявлений Штура, претерпевают серьезные изменения. Обида на австрийские власти, разочарование в своих прежних программах, не принесших реальных результатов, вынужденное положение изгнанника в собственной стране - все это и могло привести словацкого патриота к мысли о возможной помощи России. Тем более, что в истории русско-словацких отношений к этому времени был накоплен в основном позитивный опыт.

Что же нужно славянам для их возрождения, для завоевания ими во всемирной истории места, соответствующего их силам и способностям? На этот вопрос Штур дает определенный и вполне обоснованный ответ. Славяне должны освободиться от чужого гнета и приобрести государственную самостоятельность. По его мнению, здесь возможны три варианта решения вопроса: 1) 0бразование федерации славянских земель; 2) Образование из Австрии средоточия для всех западных и южных славян; 3) Присоединение славян к России. Подробно разобрав плюсы и минусы первых двух ре-щений вопроса, Штур приходит к заключению, что единственно возможным и наиболее естественным является третье решение, то есть присоединение южных и западных славян к России.

Далее Штур дает восторженную оценку России и русскому народу, отмечая, однако, что «для того, чтобы Россия увеличилась присоединением к ней славян, чтобы славянство, наконец, приобрело жизнь и действительность, она должна так устроиться внутри, как того требует дух славянства, истинная современная образованность и ее мировое положение»⁵¹. Штур считает излишним и преждевременным определять способы соединения южных и западных славян с Россией, а также формы такого объединения. Тем не менее в самых общих чертах будущее всеславянское государство он определяет как самодержавную монархию, управляемую одним Верховным Вождем, но приведенную в согласие с народоправными учреждениями, свойственными славянскому характеру. Здесь должны быть широкая автономия отдельных областей и народное представительство выборных земских людей. Штур указывает в трактате на некоторые недостатки во внешней политике России, критикует отдельные стороны ее внутренней жизни. При этом он считал, что у России есть время все это исправить. «Пора, в высшей степени пора России осознать свое призвание и приняться за славянскую идею: ибо долгое промедление может... иметь дурные последствия»⁵².

Славянский мир должен быть готов к этому присоединению к России - и здесь Штур указывает на два необходимых условия, которые сделают это возможным: принятие русского языка в качестве общеславянского и возвращение в лоно православной церкви. При этом Штур подчеркивал, что он не предлагает использовать церковь как средство для политического соединения . «Разве не ясно, к чему мы стремимся посредством славянства и что эта церковь (греко-славянская. -Г.Р.) отвечает единственно его призванию! Никогда не уживалось славянство с римским католичеством, а Восточная церковь была некогда общая всем нашим племенам и есть их истинное достояниие. Мы указываем славянам на то, что им принадлежит»⁵³.

И далее: «Славяне должны подготовиться к единству литературного языка... При вопросе об общеславянском литературном языке может быть выбор только между древне-славянским и русским языком. Но древне-славянский язык уже вышел из общежития, почти мертвый, лишен гибкости и увлекательности живого языка, а мы нуждаемся в живом слове. Итак, остается только русский язык..., ибо это язык величайшего, единственно самобытного и на обширном пространстве земли господстсвую-щего племени»⁵⁴.

Таково краткое изложение содержания основных идей «послания» Л.Штура, из которого становится ясно, почему это сочинение предназначалось стать программным манифестом Славянского съезда в Москве в 1867 г. С другой стороны, обращение к тексту трактата позволяет в определенной степени устранить некоторые разночтения в исторической литературе о причинах его написания одним из лидеров словацкого национального движения вскоре после революции 1848-1849 гг. Возвращение Штура к колларовой идее славянсшй взаимности, где объединительным началом является Россия, достаточно логично и объяснимо спецификой конкретно-исторических условий, в которых развивалось словацкое национальное движение в середине прошлого века, а также существующей традицией русофильства, получившей новые импульсы после участия русских войск в подавлении венгерской революции. Нельзя исключить и определенной политической конъюнктуры, которая воздействовала на Штура во время написания трактата. Но она, по нашему мнению, не могла стать единственным фактором столь кардинального изменения его отношения к славянскому вопросу вообще и определения новых перспектив словацкого национального движения в частности.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Никитин С.А. Славянские комитеты в России. М.,J60. С. 190

2. Stur L’udovit. Zivot a dielo. 1815-1856. Bratislava,

1956.’

3. Славянство и мир будущего. Послание славянам с
берегов Дуная Людовита Штура. Перевод неизданной
немецюй рукописи с примечаниями В.И. Ламанского II
Чтения в Обществе истории и древностей российских. М.,
1867. Т.Ш. Кн.1-3. С.1-191.

4. Славянство и мир будущего. Послание славянам с
берегов Дуная Людовита Штура. Второе издание с био
графией Л.Штура и дополнительными примечаниями
профессора Т.Д. Флоринского и портретом автора. Под ред.
К.Я.Грота и Т.Д. Флоринского. СПб., 1909.

5. Там же. С.IV.

6. Там же. С.XXXIII; В первом издании В.Ламанс-
кий также не называл точной даты, отметив лишь, что
трактат написан «11-12 лет тому назад».

7. Цит. по: Matula V. Л>гы a Slovanstvo // Jbtbr L’.
bivot a dielo... S.379.

8. Пыпин А.Н. Панславизм в прошлом и настоящем //
Вестник Европы. СПб., 1877. Кн.9-12.

9. Он же. Будущность славянства // Вестник Евро
пы. 1877. Кн. 12.

10. Он же. Панславизм в прошлом и настоящем //
Там же. 1878. Кн. 9-12.С.335.

11. Там же. С.773.

12. В современной научной литературе уже отмеча
лась терминологическая путаница, характерная для ра
боты А.Н.Пыпина, вызванная объединением нескольких
разнородных понятий под одним термином «панславизм»,
на условность, неопределенность и неточность которого
он сам неоднократно указывал. См.: Славяноведение в

дореволюционной России. М, 1987. С. 187. Тем не менее, до сих пор в литературе нет единого понимания сути данного термина.

13. GillerA. Z podrozy po kraju slowackim.Lwov, 1876.

14. Миг ко М. Kollarova vzajemnost slovanska // Jan
Kollar. Vieden, 1893. S.226. (сноска 4).

15. Его сомнения были рассеяны приобретением ко
пии немецкого автографа трактата Штура у русского уче
ного К.Я.Грота в 1930 г. См.:Matula V. Stur a Slovanstvo..
S.131.

16. Статья О.Малевича вышла на словацком языке:
Malevic О. Znalosti raskej predrevolucnej spolocnosti o zivote
a cinnosti L’udovita Stura // Slovanske studie. Bratislava,
1959. II. S.339-386.

17. Matula V. Stur a Slovanstvo... ; Idem. Siurov spis
Slovanstvo a svet buducnosti //L’udovit Stur v suradniciach
minulosti a sucasnosti. Martin, 1997. S. 130-146.

18. Лаптева Л.П. Л.Штур в русской литературе XIX
- начала XX веков // L'. Stur und die slawische
Wechselseitigkeit. Bratislava, 1969. S.394-401; Eadem.
Evolucia hodnotenia cinnosti L’.Stura v raskej historiografli
// L’udovit Stur v suradniciach minulosti a sucasnosti...
S.154-171.

19. Отечественные записки. СПб., 1867. № 5-6, 7-8.

20. Пыпин А.Н., Спасович В.Д. Обзор истории сла
вянских литератур. СПб., 1865.

21. Людовит Штур // Русская беседа. 1860. T.I. Кн. 19.
Отд-IV. С.51-60. Очерк был переводом с немецкого ста
тьи, «полученной из Праги».

22. Matula V. Stur a Slovanstvo... S.374 etc.

23. Цит. по: Matula V. Sturov spis... S.132; Впервые
это письмо было обнаружено в Москве в Отделе рукопи
сей словацким историком Т.Ивантышиновой, при этом
приписывалось русскому слависту П.А.Лавровскому (См.:
Ivantysynovd T. Cesi a Slovaci v ideologii ruskych
slavianofilov. Bratislava, 1987. S.215). По мнению В.Ма-
тулы, письмо принадлежит В.И.Ламанскому.

24. Отечественные записки. 1864. № 5. С.365.

25. Письмо В.И.Ламанского И.С.Аксакову от 18 мар
та 1865 г. // ПФ АРАН. Ф.35. Оп.1. Д. 1727.

26. Петров П.В. По поводу нового издания трактата
Л.Штура «Славянство и мир будущего» // Журнал Мини
стерства народного просвещения. СПб., 1910. Кн.1.
1212-216.

27. Stur L’. Das Slawenthum und die Welt der Zukunft.
(Vyd. JJirasek) Bratislava, 1931.

28. Stur L’. Slovanstvo a svet buducnosti. Bratislava,
1993. В 1931 г. по инициативе директора Матицы словац
кой Й.Шкультеты второе русское издание трактата Шту-
ра в переводе М.Гацека было частично опубликовано (в
основном последние главы сочинения) в «Избранных со
чинениях» Л.Штура.

29. Matula V. Predsmertne posol’stvo // Literarny
tyzdennik. № 23(94). 3.VI.1994. S.12-13; Idem. Sturov spis
Slovanstvo a svet buducnosti // Nad Tatrou sa blyska.
Bratislava, 1994. S.92-111.

30. Bombik S. Das Slawenthum... ako Sturovo
odmietnutie Zapadu // Stur L’. Slovanstvo a svet buducnosti.
Bratislava, 1993. S.I0.

31. Matula V. L’udovit Stur a M.F.Rajevskij: Nove
materialy k otazke slovensko-ruskych vzt’ahov v 40.-50.
rokoch 19. storocia // Slovenska literatura. 1966. XIII. Na_4.
S.361-384.

32. Matula V. Sturovo dielo Slovanstvo a svet buducnosti
//Historicky casopis. Bratislava, 1990. R.38. №4. S.518-555.

33. Idem. Sturov spis Slovanstvo a svet buducnosti // L’.
Stur v suradniciach... S.130-145.

34. Ibid. S.138.

35. Ibid. S.136.

36. Ibid.

37. Среди различных точек зрения о сути «Послания
славянам с берегов Дуная» можно отметить еще две. В
1983 г. Я.Боднар в работе «Наследие идей» писал: « Тео
ретико-философское обоснование «национальной фило
софии» того времени содержит книга Штура «Славянство
и мир будущего». Идейное, мировоззренческое ядро, философские истоки, ясно и однозначно сформулированные в работе, были восприняты и повлияли на идейное развитие поколения националистов ( narodniarov. -Г.Р.)» (См.: BodnarJ. Dedicstvo myslienok. Bratislava, 1983. S.138). В 1987 г. другой словацкий исследователь Д.Гайко в работе «Начало марксистской философии в Словакии» совершенно иначе оценивал труды Штура: «Труд вышел первый раз благодаря заслугам русских славянофилов в 1867 г. в русском переводе (второе издание 1909 г.) и, следовательно, вообще не мог повлиять на развитие философской мысли в Словакии ни в период его возникновения, ни позже (См.: Hajko D. Zaciatky marxististickej filozofie na Slovensku. Bratislava, 1987. S.22).

3 8. Коллар Я. О литературной взаимности между племенами и наречиями славянскими // Отечественные'записки. Спб., 1840. T.VIII. С. 1-24, 65-94.

39. Славянство и мир будущего. Послание славянам
с берегов Дуная Людовита Штура... СПб., 1909. С.1.

40. Там же.

41. Там же. С.З.

42. Там же. С.14-15.

43. Там же. С.22.

44. Там же. С.23.

45. Там же. С.45.

46. См.: BombikS. Op. cit. S.8.

47. Славянство и мир будущего... С.46.

48. Там же. С.47.

49. Там же. С.96.

50. Там же. С.99.

51. Там же. С. 159.

52. Там же. С. 159.

53. Там же. С.168.

54. Там же. С. 171. Идея принятия русского языка в
качестве всеславянского имела традицию в словацком
национальном движении и до появления трактата Шту
ра. См.: Jirdsek J. Slovenske snahy о uvedenie rustiny na
Slovensko //Prady.1924. VIII. № 8. S.478-485.